Чем старше журналист становится, тем больше ценит спокойные, уютные сюжеты. Оно и понятно: суставы болят, давление скачет. Уже в теплотрассу к «клеедышкам» не полезешь. Застрянешь в люке! В Вальпургиеву ночь на Второе кладбище в поисках дьяволопоклонников не побежишь. И даже удивительно. Бегал же когда-то! Промеж могил прятался. И азарт был разоблачать сектантов. Уличить высокопоставленных мошенников. Спать в редакции, опасаясь нанятых киллеров.
Но все проходит. Ваш покорный слуга весь 2021 старательно увиливал от редакционных заданий, связанных с малейшим экстримом. Не хотелось ехать к бабушке, которой «соседи наркоманы дуют в розетку ядовитых газов». Не прельщали разборки с мордобоем на платных пляжах. Я тяжелел и прежде чем поехать на вызов, узнавал, работает ли там лифт.
Редактор, вздохнув, и видя мое нежелание лезть с диггерами куда-то под землю, поругав меня за мою немощь, отдал мне на откуп коллекционеров и всяческие частные музеи.
О, благословен ты вовек!
Сидеть в сумраке кабинета, обставленной тяжелой дубовой мебелью, с благообразным, убеленным сединами коллекционером марок, выслушивать его неторопливый рассказ о «цепеллинах», открывать кляссеры с негашеными марками, сербать чай из старинной китайской фарфоровой чашки – это ли не заслуженный отдых?!
Я с одобрением рассматривал коллекционные открытки, кирпичи, куклы, новогодние игрушки и картины. Все то, что коллекционеры сладострастно называли «моя прелесть». Мой мир стал теплым и необыкновенно уютным – не было в нем ничего, кроме «моей прелести», то есть сверкавших, словно драгоценные камни, артефактов коллекционеров.
И тут БДЫЩЬ! В мой уютный мирок прилетел российский снаряд. В осколки разлетелся китайский фарфор. Вспыхнули кляссеры с дорогими «цеппелинами» и потрясающими стереоскопическими блоками Бутана, а сами коллекционеры, хрустя битым стеклом и штукатуркой, заспешили в подвалы и бомбоубежища под неумолчный вой сирены.
Первые дни это был тягостный, черный шок! Но он тут же прошел. Я сразу сделал перекличку, все ли из моих собеседников живы! Что с их коллекциями? И вот, что услышал.
Коллекционеры под обстрелом
Под Новый год я писал о Нине — коллекционерке елочных украшений.
Она жила на Молдаванке в старом доме (ему больше ста лет), коллекция ее теснилась в двух комнатах. Со всех подоконников и полок на меня смотрели деды морозы и снегурки, а в комнатах я насчитал аж три елки, украшенные старинными ватными игрушками. Двигаться по квартире мне, человеку грузному и большому, приходилось с величайшей осторожностью. Кругом сверкали и переливались новогодние старинные хрупкие украшения. Она показывала редкости, мне запомнились темно-зеленые сосульки из толстого стекла.
— Это с войны остались игрушки. Их из ампул бойцы делали и так наряжали елку в землянке.
Вскоре Нина переселилась из города под Одессу, ближе к природе. В Дачное. Думала, там будет хорошо. Воображение рисовало большой дом, участок, где можно посадить настоящую ель и наряжать ее на Новый год старинными игрушками… Все пошло не по плану, война внесла свои коррективы. Нина рассказывает:
— Мы успели забежать в подвал. Страшно было очень. Потому как подвал ходил ходуном. И горело очень страшно. Дым прям столбом стоял. Мы все время бежим в подвал. У нас же дети. Можете себе представить, я сутки не могла даже слышать, как двери открывались. Как окно открывалось. Любой громкий стук. Хлопок. Просто сердце вылетало. Хотя я стараюсь держаться очень спокойно. Мне хватает нервов и слез моей дочки. Она воюет с утра до ночи и целый день.
— Вы прятали свою коллекцию?
— Я не буду их нести в подвал. Потому что там очень холодно. Они в кладовке стоят, пусть и стоят. И знаете, это как-то отошло на второй план. Даже это не каждый день и не каждую минуту тебя радует. Честно.
Я связываюсь с другим коллекционером. Я о нем тоже писал! В статье о «какающем индейце».
Тогда я с наслаждением наблюдал за оживленной беседой двух знатоков Юрия и Игоря, собирающих ГДРовских индейцев и ковбоев. Они перекидываются именами индейцев: Ошкош, Джеронимо, Тачунка-Витко. Они всех их знают в лицо. А на полках их сотни, если не тысячи. Мы встретились у Юрия дома. Коллекция расползлась, она заняла всю комнату, стены коридора и захватила кухню. У Игоря Марчука же самая большая коллекция ГДРовских индейцев и ковбоев в Украине. Но она в другом городе. С ним я и связался.
Расспросил его о коллекции.
— Мне сейчас просто не до нее. Проблема жизни и смерти важнее, чем наши солдатики. Хотя мне кажется, что надо сберечь. Я сегодня общался с человеком из Харькова. У него коллекция огромная из фарфора. Причем он украинский. Из Городниц. Он принципиально не собирает ничего другого. Этот фарфор выпускался до революции. И этот человек уехал. Сейчас где-то в Закарпатье. Я его спрашиваю, а как твоя коллекция? Ты ее хоть забрал? Он говорит: «Нет. Не смог». Я спрашиваю: «Тебе что, не жалко?» — «Когда люди погибают, мне уже ничего не жалко». Хотя у него самая большая коллекция в Украине фарфора.
Я увидел слезы на глазах Игоря. Это были слезы ярости. На тех, кто отнял у нас уют и тепло наших очагов.
Сергей и Елена Филипповы — коллекционеры кукол. Я любовался и восторгался их куклами, одну из которых даже посчитал живой девочкой, развалившейся в кресле, и поздоровался с ней.
Сергей и Лена не теряют оптимизма:
– Мы верим в наше ПВО, в Вооруженные силы, поэтому ничего из шкафов не доставали. Но мы можем дать совет, как упаковать фарфоровую куклу!
Филипповы записали видео, как бережно упаковывать кукол. Смотрите. Дай Бог, чтобы вам эти знания не пригодилось. Мастер-класс по спасению коллекции.
Очень многие коллекционеры и музейщики взяли в руки оружие и ушли защищать Украину. Особенно я переживал за музеи Хортицы. Граница боевых действий как никогда сейчас близка к ним. А экспонаты, которые там представлены, сложно эвакуировать. Ведь древние, хрупкие суда, казацкие «чайки», долгое время кропотливо доставали со дна. В два дня не перевезешь. К сожалению, с заведующим отделом охраны памятников и археологии заповедника «Хортица» Дмитрием Кобалией не удалось поговорить. Он ушел на войну.
Я вспоминал интервью с ним. Бесстрашный дайвер. Эрудированный историк. Фанат, в хорошем смысле слова, того, что он делает. Я знаю, что за Хортицу он будет стоять насмерть.
СЛОЖНОСТИ ЭВАКУАЦИИ МУЗЕЕВ. ПАНИКЕРСТВО ИЛИ НЕОБХОДИМАЯ ПРЕДОСТОРОЖНОСТЬ?
Российские нацисты уничтожили в Мариуполе Художественный музей имени Архипа Куинджи. Этого мастера называют еще «художником света». При виде картины «Лунная ночь на Днепре» застываешь в благоговении. Сияет луна, окрашивая контуры облаков в бархатистые тона, Днепр кажется, действительно, величаво движется. И небо настоящее, бездонное и глубокое. Так вот, его музей, где хранились оригиналы работ всемирно известных художников Айвазовского, Глущенко, Татьяны Яблонской и других, уничтожен. А по ходу орки уничтожили в Мариуполе музей ретрокомпьютеров и приставок.
Его владелец Дмитрий Черепанов написал в Фейсбуке: «Очень приятно, когда люди сочувствуют и поддерживают меня, но очень грустно от того, что многие вещи, дела или люди становятся известными только после их смерти. Мой музей стал известен, только когда умер.
Но я думаю, что он не умер, он просто ждет перерождения, ровно так же, как и я. Так же, как и все остальные, переживая потерю всего, что было их жизнью и что было для них ценно. И это перерождение состоится для всех нас и для каждого украинца».
И конечно, это еще не все. В поселке Иванков, что на севере Киевской области, в результате обстрела российскими оккупантами сгорел историко-краеведческий музей. Там хранились работы известной украинской народной художницы Марии Примаченко. Миллионы украинских детишек, и я в том числе, засыпали под колыбельную в программе «На добраніч, діти». Именно ее рисунки оживали в заставке. Помню, лунорогого быка, плавно скачущего по звездному небу. Другие диковинные смешные и величавые звери народной художницы. Неужели, они сгорели?
Думаю, многие слышали о выдающемся памятнике конструктивизма 1920-х годов, который выстроен в форме буквы С. Это жилой дом «Слово» в Харькове. В 1930-е жителей этой многоэтажки, элиту украинской литературы, расстреливал Сталин, теперь жителей вместе с домом убивает Путин. Расстреливает культуру. Украинскую и русскую.
Друзья, если вы стали свидетелем того, как российские оккупанты уничтожают культурные ценности, то есть сайт, который собирает свидетельства преступлений против культурного наследия. Вам сюда.
Тут уже десятки ограбленных музеев, разрушенных церквей. Или вот сообщение. Трагикомическое. Русские оккупанты, грабившие усадьбу Поповых, украли и мраморный унитаз времен графьев.
Я представил себе обычного орка из тех, что записывал в начале войны, месяц назад, видео на телефон: «Мы из Улан-Удэ! Вешайтесь, хохлы!». Широкое лицо его сияло. Он сидел на броне танка. От него, наверное, крепко смердело «Примой» и давно не мывшимся солдафоном. Он нес русский мир. Я на секунду представил, как этот колченогий вонючий россиянин вбегает в наш Художественный музей. И содрогнулся.
И тут же связался с Кириллом Липатовым, руководителем научного отдела музей, чтобы узнать, как обстоят дела с эвакуацией ценностей.
— У нас есть довольно внятный прописанный протокол, — рассказал он «Думской». — Другое дело, что этот протокол реализовывался последний раз в 1940-е годы. Но принципиально с того момента ничего не изменилось. У любых музеев существует так называемый «красный список». Это часть коллекции, которая подлежит немедленной эвакуации в случае чрезвычайного или военного положения. Где-то недели за две до 24 февраля мы начали вести переговоры с Министерством культуры. Российские силы скапливались у наших границ. Минкульт считал, что это излишние меры. Некое паникерство. Мы предложили вариант выездной выставки. Тогда музей под предлогом выставки вывезет все тот же «красный список». Я вывез «красные списки» трех одесских музеев в один из безопасных регионов страны.
— Вы поддерживаете связь с другими музейщиками?
— Да, конечно, я держу связь со всеми крупными музеями страны. К сожалению, часть украинских музеев, например Харьковский областной художественный музей, не успели вовремя эвакуироваться. Он даже не успел демонтировать экспозицию. На момент бомбежки выбило окна, часть работ, видимо, повреждена. Одесский археологический музей меня в этом смысле чрезвычайно печалит, потому что даже не демонтирована экспозиция. Они не передали в казначейство золотую кладовую, как это положено. Проблема еще заключается в том, что этот музей находится в подчинении Академии наук. А она последние годы в сомнамбулическом состоянии. Сильно урезали финансирование. Два присутственных дня в неделю. И это, конечно, ужасно. Часть киевских музеев тоже не успела эвакуироваться и, как в 1941 году, мне коллеги рассказывали, один из музеев закапывал в подвалах часть экспонатов.
— Пропавшие ценности как-то отслеживаются?
— В Украине существует такая мониторинговая группа при Минкульте и при Киевском национальном художественном музее, которая занимается отслеживанием перемещения художественных музейных единиц из крымских музеев. Из музея Айвазовского, из заповедника «Херсонес Таврический» и других. К сожалению, мы вынуждены признать, что за восемь лет из них были вывезены экспонаты – и в центральные российские музеи, например в Эрмитаж, и в провинциальные роде казанского. К таким вещам нельзя относится, как мы относились в 2014 году Все эти недели, когда мы готовили эвакуацию, я не мог избавиться от парадоксальной мысли о том, как украинский музей защищает русское искусство от русской агрессии. Это совершенно дикая ситуация. Но это так.
— А можно ли со своей коллекцией увязятся за коллекцией музея? У многих в частных коллекциях иконы, картины. Знаете, когда скорая летит на вызов, а сзади нее пристраивается одна или две машины, чтобы избежать пробок…
— К сожалению, частные коллекции на ответственное хранение музей взять не может. Нам это запрещено делать. У нас приоритетна своя коллекция. Но мы эти недели работаем с разными международными фондами, например с ALIPH, и он как раз занимается сохранением культурного наследия на территории военных конфликтов. Неважно, государственного или частного. Он отработал все военные конфликты последние пятидесяти лет. Мы с ними очень тесно сотрудничаем и по финансированию. И довольно быстро оформили грантовую помощь для четырех одесских музеев. Хотя реагировали все по-разному. Кто-то, как археологический музей, предпочитает ни о чем не заботиться. Есть у них и предложения по вывозу частных коллекций. По их хранению.
ПРОБЛЕМЫ РОССИЙСКИХ КОЛЛЕКЦИОНЕРОВ
Международные аукционные дома отказались от традиционных русских торгов и приостановили работу своих офисов в россии. Российским коллекционерам покупать произведения за границей стало невозможно. Особенно после отключения Visa, Mastercard и PayPal. Те, кто побогаче, с радостью скупает по дешевке у стремительно нищающего населения старинные семейные реликвии. Как когда-то меняли в блокадном Ленинграде хлеб на фамильное серебро. Но и российским богачам скоро придется несладко.
В числе меценатов Одесского художественного музея — нардеп Алексей Гончаренко. Я с ним связался, чтобы он сказал свое «незлое тихое слово» российским оккупантам и коллекционерам.
— Это такая орда, которая, судя по всему, не видела и унитазов, и какой-то нормальной жизни. Они приходят к нам, удивляются айфонам, «Нестле» и грабят все это, грабят и грабят! А что касается горя российских коллекционеров — это только начало их проблем. Они так же, как и все граждане России, несут ответственность за своего вождя и то, что он творит. Это вопрос коллективной ответственности. Мне не жаль российских коллекционеров. Их проблемы по сравнению с проблемами жителей Мариуполя, которых убивают тысячами, у меня вызывают не то чтобы улыбку – ярость.
Автор – Дмитрий Жогов
СМЕРТЬ РОССИЙСКИМ ОККУПАНТАМ!
