Меня зовут Сергей Дибров, я журналист. В течение восьми лет вместе с коллегами из «Группы 2 мая» изучаю и расследую все детали и обстоятельства событий, которые происходили в 2014 году в Одессе.
Поздним вечером 2 мая, возвращаясь с Куликова Поля после семичасового стрима, который я вел из самой гущи событий, я задавал себе вопрос: «Что произошло? Что это было?». Ответ на этот вопрос искал все эти годы.
Сотни раз, общаясь с журналистами, исследователями, интересующимися, слышал просьбу: «Расскажите очень кратко, в двух словах, что произошло в тот день».
Наша группа много знает о событиях того дня. Мы провели свое расследование. Мы собрали и проанализировали множество материалов. Нас допрашивали как свидетелей и как специалистов. Мы отслеживали уголовные производства и посещали судебные заседания.
«Если «кратко» — это три книги. «Очень кратко» — это часовой документальный фильм», — обычно отвечал я.
Сейчас, в 2022 году, через два месяца после начала открытого российского вторжения, для меня наконец все встало на свои места. Второе мая для меня теперь заключается в нескольких словах:
В тот день в Одессе была война.
ВОЙНА НА УЛИЦЕ
Сегодня у меня нет никаких сомнений: события в Одессе — это один из эпизодов российско-украинской войны, которая началась 20 февраля 2014 года с захвата российскими вооруженными силами украинского Крыма и Севастополя и продолжается сейчас.
До 02.05.2014 уже было несколько эпизодов этой войны. Было, повторюсь, вторжение регулярных российских сил в Крым и Севастополь, с захватом воинских частей и государственных учреждений, с погибшими украинскими военнослужащими.
Был захват нерегулярными российскими силами Славянска, с похищениями и убийствами украинских граждан.
С середины апреля начались бои между нерегулярными российскими подразделениями и украинской армией. 2 мая шло сражение в Краматорске, в тот день сбили несколько украинских вертолетов.
В Одессе начался новый этап: нерегулярные российские формирования впервые получили отпор со стороны нерегулярных украинских сил.
Второго мая 2014 года в Одессе происходили уличные бои с применением оружия между группой людей под российскими флагами и со знаками различия, характерными для российских вооруженных сил, и группой людей под украинскими флагами и с украинской символикой. Эти бои были более ожесточенными, более масштабными, чем предыдущие. Они длились несколько часов в разных районах города — и закончились победой украинской стороны.
«АКТИВИСТЫ» ИЛИ «КОМБАТАНТЫ»
Если применить такой подход к событиям 2 мая, то это поставит все на свои места и даст ответы на все вопросы.
Помните людей, которые в тот день узнали о событиях, о первых погибших и вышли на улицу, чтобы защитить Украину? Следователи и прокуроры восемь лет называют их «участниками массовых беспорядков». Но мы сейчас называем таких людей «добровольцами» — сегодня они воюют на фронтах рядом с профессиональными военными.
Помните девушек, которые разливали бензин и смешивали «коктейли Молотова» прямо посреди Дерибасовской? Следователи и прокуроры восемь лет называют их «соучастниками преступления» и вызывают на допросы. Сейчас помощью нашим защитникам занимаются тысячи волонтеров, которые находят оружие и амуницию и обеспечивают наших защитников на передовой. И разливают коктейли, когда это нужно.
Помните людей, которые разбирали брусчатку и ломали булыжники? Некоторые называли их «вандалами». Но недавно сотни людей набирали в мешки песок с одесских пляжей, чтобы строить баррикады. Теперь мы их не осуждаем, а говорим «спасибо». Потому что война.
Мне возразят: «О какой войне речь? Ее никто не объявлял! Все погибшие — гражданские лица, все с украинскими паспортами!»
Слово «война» в данном случае говорить можно и нужно. Нормы международного права о законах войны начинают действовать по факту начала боевых действий и не требуют каких-то условий или формальностей.
Гражданство — тоже не аргумент. Сейчас с разных сторон на фронтах российско-украинской войны против украинских граждан из Вооруженных сил Украины воюют мобилизованные из Донецка и Луганска. Против российских срочников и контрактников — добровольцы Интернационального легиона.
ЗАКОНЫ ВОЙНЫ
Международные конвенции в плане юридического статуса ставят знак равенства между военнослужащими, бойцами ополчения, добровольческих отрядов и даже гражданским населением, «которое при приближении неприятеля стихийно по собственному почину берется за оружие для борьбы со вторгающимися войсками».
Согласно Третьей Женевской конвенции, для того, чтобы считаться комбатантами, гражданские люди должны открыто носить оружие и соблюдать обычаи и правила войны, а бойцы ополчения — также подчиняться командиру и иметь отличительный знак. Другими словами: комбатанты должны не маскироваться под мирное население, а ясно и открыто демонстрировать свое намерение и готовность воевать.
Являются ли «комбатантами» участники одесских событий второго мая с двух сторон? Однозначно да.
Эти люди оказались в гуще боя на Греческой площади не случайно — они пришли в это смертельно опасное место, чтобы сражаться. Они не скрывали своих намерений, не прятали оружие и обозначали свою сторону — кто-то украинскими флагами и лентами, кто-то российским триколором, георгиевской лентой и даже пресловутым красным скотчем.
Аналогично были комбатантами и люди в Доме профсоюзов. Это не мариупольский драмтеатр, в подвале которого мирные люди с детьми прятались от бомбежек. Все, кто опасался за свою жизнь, кто хотел спастись или выйти из боя, имели несколько часов, чтобы уйти из опасного места. На Куликовом Поле остались только те, кто был готов и хотел воевать. То есть — комбатанты.
«ЛОГИКА ВОЙНЫ»
Если мы встали на такую позицию и считаем происходившее в тот день в Одессе эпизодом войны, то ситуация полностью проясняется.
Например, важный вопрос: «Что происходило в тот день на Куликовом Поле и в Доме профсоюзов?»
Росcийская пропаганда дает на него такой ответ: «Там был мирный палаточный лагерь, на который напали злые националисты. Мирные люди спрятались в Доме профсоюзов, националисты их сожгли».
На самом деле — относительном «мирным» этот палаточный городок был раньше. Там два месяца собирались люди, которые всего лишь устраивали марши по городу и причитали: «Россия, приди!» и «Путин, введи войска». С началом боев в центре города, с появлением первых погибших он стал «военным лагерем российских нерегулярных формирований» в центре Одессы.
Представляли ли опасность для украинской Одессы люди с оружием и с георгиевскими лентами, которые были в этом лагере? Однозначно. Они могли захватить административные здания, свергнуть украинскую власть и начать репрессии против мирного населения — как это уже не раз происходило в захваченных городах Донбасса. Лагерь был логичной и законной военной целью.
Собственно, поэтому уже восемь лет следствие безуспешно пытается найти того, кто позвал людей в атаку на площадь. Для любого, кто вышел из многочасового боя в центре города, было понятно, куда нужно наносить следующий удар.
С противоположной стороны, вполне резонно ожидая атаки на свой платочный лагерь, российская сторона использовали здание Дома профсоюзов как фортификационное сооружение, чтобы держать в нем оборону и ждать подкрепления. Тем более, что это подкрепление им было обещано — им наплели, что российские танки, мол, уже выехали из Приднестровья в сторону Одессы.
В логике войны даже «захватом здания» это назвать нельзя — это была подготовка обороны, вызванная очевидной военной необходимостью. Люди сами признают, что не собирались прятаться, а хотели превратить дом в «брестскую крепость».
Стал ли после этого Дом профсоюзов — нежилое здание, в котором оборудовали огневые точки, из которого вели стрельбу, с крыши которого кидали коктейли, законной военной целью? Несомненно, да.
Можно ли считать людей, погибших в тот день с российской или украинской стороны, «невинными жертвами»? Однозначно нет. Это были комбатанты, добровольно вступившие в сражение и погибшие в бою.
Остается последний вопрос: соблюдали ли участники одесских боев законы и обычаи войны? Однозначно, да. В тот день не было мародерства, насилия и убийств в отношении мирного населения. Не был разграблен ни один магазин, не был поврежден ни один банкомат. Никто не убивал и не пытал пленных, ни одна сторона не препятствовала работе медиков.
А это значит, что участники тех событий, комбатанты, не должны подвергаться уголовному преследованию за участие в боевых действиях.
ЮРИДИЧЕСКИЙ ТУПИК
Логика войны объясняет, почему вот уже восемь лет так отчаянно буксуют все уголовные производства по делам, связанным с этими событиями. Все, что удалось сделать украинским правоохранителям за эти годы по делам в отношении участников этих боестолкновений — один большой оправдательный приговор и несколько маленьких дел, которые никак не дойдут до суда.
У меня регулярно спрашивают, почему следователи и прокуроры оказались настолько беспомощными. В чем причина: коррупция или отсутствие политической воли?
Раньше я отвечал: «Одно другому не мешает».
Сейчас я понимаю, что вся эта затея — судить комбатантов, участников боев, как криминальных преступников — была изначально бессмысленной и не имела абсолютно никаких юридических перспектив. Причем, замечу, это относится к обеим сторонам, российской и украинской.
Это было глупостью изначально — как сейчас будет глупостью судить, например, украинского гранатометчика, который уничтожил вражеский грузовик, в котором сгорели тридцать российских солдат, за «хулиганство», или за «массовые беспорядки», или за «неосторожное обращение с джавелином». Хотя признаки и одного, и другого, и третьего в его действиях вполне можно найти.
Но — нет. Потому что это война, и это решает все. На свадьбе стрелять из автомата в воздух — это правонарушение. А на войне прицельно стрелять из автомата по врагу — это доблесть.
Главная глупость была допущена изначально, еще вечером 2 мая 2014 года — когда зарегистрировали уголовное производство по «массовым беспорядкам» и поручили расследовать милиции. Нынешний результат был неизбежным: невозможно расследовать то, чего не было.
Понимание этого может вывести украинскую правоохранительную систему из того тупика, в который она сама себя загнала.
2 МАЯ 2014 ГОДА — ЧТО ЭТО БЫЛО?
Теперь я знаю, как рассказать о событиях 2 мая 2014 года: в тот день не было массовых беспорядков.
Что было? Была война. Были уличные бои. Были шестеро погибших от огнестрельного оружия в центре города. Были 42 погибших в загоревшемся осажденном здании, которое использовали как оборонительное сооружение.
Были пленные. Некоторых взяли в центре города, некоторых вытащили из горящего Дома профсоюзов. Их несколько лет держали под стражей, но в итоге вернули в Россию — передали по обмену, как и полагается обращаться с пленными.
Была война, поэтому массовых беспорядков не было, были другие преступления. В тот день несколько сотен граждан Украины вышли на улицы своего города с оружием под российскими флагами — и стали комбатантами российской стороны.
Сейчас, с началом масштабного вторжения, я предельно отчетливо понимаю: это был переход на сторону врага в условиях войны. То есть государственная измена, статья 111 Уголовного кодекса Украины. Это не «массовые беспорядки», это совершенно другое преступление, с другой объективной и субъективной стороной и другими следственными органами.
Все, что произошло после этого, включая уличные столкновения и пожар в Доме профсоюзов — последствия именно этого, самого первого и самого тяжкого преступления.
И я надеюсь, такая ситуация никогда больше в Одессе не повторится.
Автор — Сергей Дибров, заместитель главного редактора «Думской»
СМЕРТЬ РОССИЙСКИМ ОККУПАНТАМ!
