Ситуация с электроснабжением в Одессе несколько стабилизировалась: многим потребителям уже включают свет по нескольку часов, причем даже графики местами соблюдаются, хоть и не везде. И все же горожанам по-прежнему непросто.
Как одесситы жить без света привыкают, узнавал специальный корреспондент «Думской» Дмитрий Жогов.
Пишу этот текст в два часа ночи. И радуюсь: свет дали не в пять утра и до семи. Утром больше всего хочется спать. Что за работа в пять утра? Нет, лампочка зажглась в два часа ночи! Это хорошее время. Главное, сохраняться каждую минуту.
За время блэкаута я научился красться в абсолютной темноте, не ударяясь о мебель мизинцем. Научился впадать в спячку на время, пока нет света. И не поморщившись, съедать сосиску, которую полил в кромешной тьме вместо кетчупа сгущенным молоком. В домовом чате, месте, где родился Вельзевул все окончательно переругались. Потому как свет давали сперва вечером, и кто-то из соседей начинал сразу делать ремонт. Слышалось пение дрелей и какие-то глухие звуки, удары, которые мною идентифицировались как отбойные молотки и бетономешалки. И конечно, после пяти минут такой активности фазу вырубало нафиг, и весь квартал, стеная и скверно ругаясь, погружался во тьму.
Наглого строителя пытались вычислить путем обнюхивания дверей — не пахнет ли цементом и краской, но сие дознание ни к чему не привело. Зато выявили, что в квартире под нумером таким-то варят наркотики. Дескать, пахнет ацетоном. А в другой смотрят первый канал российского ТВ. Правда, потом выяснилось, что чувак смотрел Стерненко. Наконец,председатель ОСМД заявил в чате, что ему это все надоело, что таких бестолковых жильцов в своей жизни не видел. ̶И̶ ̶о̶с̶т̶а̶в̶и̶в̶ ̶п̶о̶с̶м̶е̶р̶т̶н̶у̶ю̶ ̶з̶а̶п̶и̶с̶к̶у̶ ̶с̶г̶и̶н̶у̶л̶. Попрощался со всеми.
А на пятую ночь, по-моему, у меня глаза начали фосфоресцировать. Я стал различать предметы по запаху. А потом их видеть. Я, однако, испугался этой быстрой эволюции и решил выйти в люди. Узнать, какие лайфхаки одесситы применяют. Как борются с темнотой. И главное, добился ли путин желаемого, испугал ли одесситов, заставил ли их роптать. И посмотрев на себя в зеркало, отметил, что основательно зарос и похож на Дикого помещика из Салтыкова-Щедрина решил перво-наперво пойти в парикмахерскую.
Я и пошел.
НА ЛЕСТНИЦЕ
На лестнице оживляж. Горе для квартирных воров. Жильцы ходят вверх и вниз. Тащат бутыли с водой. Останавливаются на площадках. Разговаривают. На пятом я узнал, что застрявший в лифте второй парадной чувак два дня назад проковырял ключами от квартиры двери лифта и ему через дыру передают продукты и свечи.
На четвертом мне сказали, что это вранье и бедолагу освободили в первые пять часов. На втором с удовлетворением послушал, что путин пидорас. А на первом, что никто не застревал и вообще нам лифты отключили и больше никогда не включат.
В «Таврии» по соседству действует пункт незламності, но там оккупировали все розетки околоподъездные бабушки. Даже приносят туда раскладные стулья и сидят там часами, всех обсуждая, хотя их «нокии» давно зарядились.
В ПАРИКМАХЕРСКОЙ
Валерия — парикмахер, держит свой салон в соседнем доме. На первом этаже. Но «салон», наверное, громко сказано. Комната с умывальником, двумя креслами и древним сушуаром — еще советским. Это такой шлем на голову. Она раз двадцать хотела его вынести, но есть еще пяток клиенток, которым она накручивает волосы на бигуди.
— Это девочки которым восемьдесят лет. Восемьдесят пять даже. Но им не дашь этот возраст. Я им делаю завивку три раза в год. Как я могу сушуар выбросить? — смущенно говорит она.
Валерия еще двадцать лет назад делала моей жене прическу на нашу свадьбу, и все последующие годы стригла и меня, и всю родню.
Надо сказать, шикарно сделала. Я о прическе жены.
Каюсь. Я несколько лет назад Валерии изменил. В двухстах метрах от ее парикмахерской открыл свой барбершоп какой-то иранец. У него жена была украинка. Он с грехом пополам говорил с десяток ломаных слов по-русски, два или три на украинском. Остальные — на фарси. Когда я его видел в зеркале за своей спиной, с опасной бритвой в толстой волосатой ручище, что-то бормочущего себе под нос, то невольно вспоминал кадры Аль-Каиды с заложниками и вздрагивал.
Он хищно смотрел на мою всклокоченную бороду и цокал неодобрительно языком.
Он был виртуоз. Бритва вспыхивала у меня под носом, рассекала пену, и под конец он прижигал оголенные щеки каким-то терпким иранским одеколоном. Или что там у них. И прикладывал к лицу дышащее жаром полотенце. Потом он скромно говорил цену.
— Сколько-сколько? — переспрашивал я.
И уходил от него, лихорадочно подсчитывая, хватит ли оставшихся денег на кефир. Но он был хорош. Я с ним пытался спорить об эмансипации женщин. Потом он закрылся.
Словом, я покаянно пошел к Валерии.
Маленькая, сухая женщина с неистощимым оптимизмом. В ее салоне темно. Света по-прежнему нет. Но она раздвинула шторы, и хотя на улице тускло, как в Якутии, ей, по-видимому, этого хватает. Да! Солнечная Одесса уже месяц делает нам всем нервы. Просыпаемся – темно, ложимся спать – темно, а днем серость. Полярная, бляха муха, ночь.
В руках у Валерии зажужжала машинка, работающая на аккумуляторе.
— Парикмахерские в городе работают, — говорит она. — Света нет, но люди там сидят. Если у них центральное отопление, то тепло. Если электрическое, то холодно. Я в эти дни беру одного человека или двух. И когда второго человека заканчивала, то уже замерзала. Я одеваю теплые вещи. Теплые сапоги, но сегодня, слава Богу тепло, и я одела платьице. Я думаю, что когда нет света, парикмахерские работают только на стрижки. Люди в большом минусе. Это так. Но! И свадебную укладку можно сделать без света. Накрутить на ночь. Меня учили, как делать накрутки, начесы и потом прически. Молодые мастера любят на большие плойки накручивать, а для этого нужно электричество.
Валерия работает парикмахером почти тридцать лет. И за это время привыкла и приспособилась к любым сложностям.
— Когда я открыла эту парикмахерскую в 1998 году, здесь с восьми утра не было воды. Начальник жэка мне сказал: «Воду горячую не проводи, потому как ее здесь нет». И как раз этот период, с 1999 по 2001 годы, регулярно отключали свет. Я здесь прошла очень хорошую школу. Закалка! Поэтому когда начинают мне жаловаться, я говорю: «Ребята это такая ерунда! Это все уже было».
Валерия отложила в сторону машинку и, пощелкав ножницами в якутском сумраке, сказала успокоительно:
— У меня прекрасное зрение! Так что, все будет замечательно. У меня очень много лет здесь свечка лежала тоже. А как же! Половину стрижки сделала, а тут свет выключили, и я зажигала свечку. У меня были очень хорошие мастера, которые научили меня делать стрижки без ничего.
Вы знаете, я не хочу, чтобы после войны все возвращалось на круги своя. Надо стараться, чтобы все лучше было. До войны мы в этом всем уже жили. Надо, чтобы мы жили намного лучше!
Всегда было так. Раз работает парикмахер — жизнь продолжается!
ОГНЕННАЯ СОФИЯ
Довольный, освеженный и постриженный, я поспешил на рынок. Нужно было купить свечи, фонарь и еще по мелочи.
На Малиновском рынке есть предпринимательница София Серебрянникова. Это огонь и сгусток энергии. Она душа рынка. К ней надо водить экскурсии, показывать тем, кто хочет немножко одесского колорита.
Рынок пуст. Может, мы поздно пришли. Продавец закрывает свой контейнер и мрачно осеняет крестным знамением замок. Сейчас на многих контейнерах записки с номерами телефонов. Мол, звоните, и мы придем через 15 минут.
А когда-то, до большой войны, рынок шумел. Галдел. Зазывал. На нем я покупал по дешевке уникальные вещи. Например, двери ванной комнаты в виде лондонских телефонных будок. Таких я нигде не видел. Ругался с нерадивыми продавцами, пил ледяную колу в жаркой толпе и вообще любил тут походить. У меня пол, стены, сантехника — все отсюда. А жена любила ходить к Софии. Хотя сам процесс покупки мог затянуться на час.
С ней можно долго и вкусно разговаривать. Как в том анекдоте. Еврея на таможне в аэропорту спрашивают: «Откуда прибыли?» — «Какие прибыли! – горестно возмущается тот. – Одни убытки!»
— Как ваш бизнес? — начинаю я беседу с Софией.
— Я вас умоляю! Посмотрите направо! Посмотрите налево! Никого нет! Товара очень много! Вы, Дима, посмотрите на качество. Такого вы не найдете. Сейчас 99,9% метала — это подделка. А такого металла, как я закупила, никто не привезет. Все кастрюли из Сербии, это стекло-металлическая эмаль! Все ножи супер. Меня девочка из Тель-Авива нашла: «Ой, хочу! Я пришлю маму с поселка Котовского, она купит!»
— А вы давно здесь работаете?
— Я на рынке с прошлого века. С 1994 года.
— Так вы еще застали бритых ребят в малиновых пиджаках? Наверное, к вам подходили?
— Ко мне тогда подходил бандит в погонах! Вытянул с меня 100 долларов. У меня продавались украинские ножи. С Донецка привозили. Он мне говорит: «Так, сейчас составлю акт». Я: «Какой акт! За что?». Он: «Это холодное оружие!» Я говорю: «Что вы морочите мене голову! Какое оружие? Это набор столовых ножей!» Начал пугать меня какими-то статьями, о которых я не знаю и не ведаю. Я ему: «Шо вы от меня хотите?» Он мне пальцем рисует «200». Я: «У меня нет», — полезла в кошелек. Нашкрябала мелкими 100 долларов.
Потом мой знакомый, тоже в погонах, позвонил ему и говорит: «Так, это моя кума. Привезите то, что взяли». А этот отвечает: «Ножи привезем, а денег уже нет».
Оказывается, был день рождения у начальника, и они пошли по предпринимателям пособирать. И ему показалось, что можно меня приходить и доить!
— Как с блэкаутом справляетесь?
— Ох… Свечки. Стремно в вечернее время. У нас в доме не было света около полутора суток. Я собрала свои манатки. Кое-что вкусненькое прихватила и поехала к детям. У них вообще мало бывает света. Два часа днем, пару ночью. Но я захотела в коллектив!
— Как вы относитесь к одесситам в энном поколении? Многие очень любят кичиться своей одесскостью!
— Я вас умоляю! Это имеет значение? Имеет значение настрой. Имеет значение характер. Имеет значение взгляд на жизнь. А в каком поколении, все равно.
— Я видел в Фейсбуке вашу перебранку, словесную дуэль с колорадским сепаром! Вы таки его побороли!
Дело было в трамвае. София попросила другого пассажира: «Будь ласка, пропустіть». И тут какой-то трамвайный идиет зарычал: «Бандеровка!» — и началось. Вы не знаете Софию. Я бы лично с ней не связывался.
— Я, если бы могла, дала бы ему в рожу!
Но она всю перепалку сняла на телефон и выложила в интернет.
София возмущается:
— Весь трамвай как в рот воды набрал! Даже двое на меня нападали: «Закройте уже рот! Хватит орать!» А я говорю: «О! Гоп-компания не журись!» Девочка молодая не выдержала, она стояла и все время поглядывала, меня успокаивала: «Он вас специально выводит». И дядя, которому за 80 лет, тоже кричал: «Я сейчас подойду! Я за 80 лет ни разу не видел бандеровца!»
— Нас бы с вами повесили, если бы россияне захватили Одессу?
— Это однозначно! Я себе аватарку с флагом Украины сделала в Фейсбуке. Мне одна говорит, зачем эти публикации в Фейсбуке? Прекрати! А я ей: «Ну да! Нужны только цветочки и кошечки!» Она мне: «Ты не понимаешь, если ОНИ придут…» Не дождутся!
Всем советую покупать у Софьи кастрюли!
МАСТЕРИЦА
Наталья живет в самом сердце старой Одессы, на Пастера. На диво ухоженная парадная. Узкая витая лесенка. И шикардос комната с высоким потолком, антикварной мебелью, канделябрами и большой елкой. Торжественно бьют часы.
Тут самое время зайти горничной с серебряной визитницей и произнести: «К вам г-н Жогов. Репортер-с. Изволите принять?»
И то ли борзая, то ли гончая обнюхивает меня в прихожей, где я томлюсь, переминаясь с ноги на ногу.
Но тут, конечно, все проще. Просто квартира навеяла. Наталья — преподаватель изобразительного искусства. Я напросился в гости, потому как она делает новогодние игрушки. И не просто игрушки, а игрушки, которые покупают потом коллекционеры во всем мире.
— Они есть в частных коллекциях, — рассказывает моя собеседница. — Я всегда радуюсь, когда в Украине остаются работы. Это приятно. Но есть, конечно же, покупатели и в Греции, и в Италии, и в Германии.
Наталья ненадолго зажигает елку, та вспыхивает, тепло переливается и мигает разноцветными огнями. На ветках висят игрушки, сделанные руками хозяйки.
— Ну да, год тяжелый, — продолжает она. — Но несмотря ни на что, хоть минимальный праздник должен быть. Эмоционально в темноту лично мне не хочется. Если мы сами себе праздник не сделаем, нам его никто не сделает.
Я полюбовался елкой. Такая мирная, расточительно нарядная и огненная. Но тут свет погас. Волшебство пропало, но ненадолго. Наталья достала старинные подсвечники и зажгла свечи. Поставила на стол мисочку с клейстером, разложила ручки, ножки незаконченных игрушек. Она деловита и улыбчива. «Памагите, мы все умрем!» — это не про нее.
При свете свечи она спокойно смазывает игрушку клеем и слоями накладывает вату. Наталье нравятся белоснежные ватные игрушки. Такие были еще при царе. Это очень кропотливая работа.
— Сейчас, когда у нас нет света и ты ловишь часы, работать трудно. Мишку я делаю за неделю. А такую игрушку я делаю десять дней.
Ее пальцы быстро двигаются. Человек занят привычной работой. Да, нас погрузили во мрак, но так тут было с начала постройки дома. Так же светили свечи, медленно стекал воск. Правда, в доме тогда был камин.
Мишки и куклы, сшитые Натальей, очень хороши. Некоторые из них уже готовы отправится к новым хозяевам. У каждого мишки есть свое имя. Каждый индивидуален.
— Это Ричард, — показывает мастерица. — Сделан по классической выкройке, но не из традиционных материалов. Классические медведи — это альпака, мохер. А этот сделан из антикварного гобелена. Я его расшивала. Мишка ищет дом.
Помимо Ричарда, тут есть романтичная медведица Эмми.
— Она не грустная, а скорее романтичная барышня, — поясняет Наталья. — У нее свои какие-то девичьи мечты, и она думает, что на Новый год они исполнятся.
А рядом медведица, которую зовут Тетя Циля. Но это не обитательница пастеровских коммун, жарящая бычков на общей кухне, попыхивая папироской. Это скорее чопорная дама с каким-то камнем на груди.
Наталья ее не продает.
— Сейчас сложно. Если нет настроения, то я не сажусь ни за какую работу. Если нет духовного внутреннего равновесия, то я не могу делать. Я, если без вдохновения делаю, то это получается халтура. Потому что через работу я должна подарить людям эмоцию. А если у меня ее нет, то в работе ее тоже не будет. Хотя мне сейчас говорят: «Кому нужны твои мишки, куклы и игрушки?» А если они кому-то одному принесут радость, то это уже хорошо. Как выживать? Можно сделать свечи самому. Можно лампадки. Подсолнечное масло, фитилек, баночка. Лампа есть керосиновая. Есть примус. Есть керогаз. У нас все есть. Мы не пропадем.
Вот три разные женщины. Рчень разные. Что меня поразило — это одна черта, их объединяющая. Стойкость и незламність. Презрение к временным трудностям. И вера в победу.
Автор — Дмитрий Жогов, фото Валентины Бакаевой
СМЕРТЬ РОССИЙСКИМ ОККУПАНТАМ!
